Николай Никитович Гладков: «Детство, раненное войной»

Раненное войной детство Николаю Никитовичу судьба  компенсировала интересной жизнью в мирные дни. Он знает свои корни и богатую историю семьи, в которой были радость и любовь, счастье и лишения, голод и военное детство, ощущения которого остались с ним  навсегда.

 Жизнь в Перегрузном, где рядом родители и любимая бабушка, Николай Никитович считает светлым временем. Но оно закончилось вместе с разрушительной войной, которая ломала судьбы, отрывала друг от друга близких, гнала людей, как перекати­-поле на степных просторах.

Назначенный механиком в один из ростовских колхозов, отец перевез семью в село «со смешным», как говорит сам Николай Никитович, названием – Красный Аксай. В переводе с тюркского «аксай» – белая речка. А дословно получается сущее противоречие: «Красная белая речка». Когда фашисты приблизились к сталинградской и ростовской земле, старший Гладков эвакуировал через Волгу и на Урал технику, собранную со всей округи. С Урала его сразу забрали на фронт, и, по стечению обстоятельств, попал он на сталинградские рубежи в качестве снайпера. Николай с двумя братьями и тяжело больной матерью остались в Аксае и оказались отрезанными от близких, оставшихся в Перегрузном.

Механизированная колонна фашистов, двигавшаяся на Сталинград, вошла в село. Первое, что делали пришельцы, – забирали все продукты подчистую. Взять у Гладковых, собственно, было нечего, сами «перебивались с хлеба на воду». А если быть точнее, с воды да на воду.

…На холодной печке, в куче тряпья трое голодных мальчишек. Похоронив маму, стали ждать с фронта отца. Кругом бои, в Перегрузное дороги нет. Чтобы не так было грустно, братья пытались петь. «Что это были за песни? – как бы даже удивляется сейчас Николай Никитович. – После я их никогда не слышал». То ли мелодия это была, то ли писк голодных, одиноких детей тоненько пробивал брешь в холодном воздухе: печь который день топить нечем.

Жители Аксая носили из степи колючку, мяли ее, просевали, отделяя меньше макового зерна семена. Их ели, а отходами топили печи. Другого топлива тогда не было. «У нас этим некому было заниматься. Да что дрова, днями не видели ни крошки еды, – с грустью рассказывает наш собеседник, смахивая слезу, непрошено навернувшуюся на глаза. – С осени было немного горчичного жмыха, который быстро закончился. Хорошая вещь!» В доме – только вода и мешочек с солью – остатки от засолки сала. Дальние родственники как­-то принесли картошку, мелкую, как горох. Но целое ведро! Старший, девятилетний брат варил ее и делил каждому по стакану. Какое­-то время еще протянули. Когда голод донимал совсем, Николай, не взирая на запреты брата, убегал по снегу босиком и ходил по дворам, прося еду. Младший, Василий, не перенес тягот голодной жизни.

Через неделю после этой беды – Бог, верно, смилостивился над детьми – пришел после госпиталя отец. Оставшись один от роты, выползал 5 суток без ноги, где в районе ст.Морозовской и был обнаружен санитарами.

После возвращения отец вывез сыновей на Кавказ, там было, чем их прокормить. Из этого времени еще одна очень яркая картинка в памяти Николая Никитовича. Перед посадкой на поезд он увидел, что на песке кем-­то рассыпаны зерна кукурузы. Малыша долго не могли ни уговорить, ни поймать: он собирал солнечные семена, ел их и недоумевал: «Куда ехать? Я нашел такое богатство – и его не надо просить!» Почему память так цепко держит это в своих кулуарах? «Многие моменты помню так отчетливо, как будто сфотографированы», – утверждает собеседник.

Только в 45 году вернулись Гладковы на родную землю. Николай Никитович помнит, когда расцвела победная сирень мая.

Более двух десятков профессий освоил в жизни Николай Никитович Гладков: наладчик рыбоприемных линий, мастер-­взрывник на шахте, шлихтовальщик на шелкокомбинате. А если учесть, что его любимые писатели – Д.Мамин­-Сибиряк, П.Бажов и В.Обручев, а первая прочитанная им книга – «Робинзон Крузо», становится понятной и страсть к путешествиям. И он путешествовал, совмещая перемену мест с работой. «Почему это стало возможным? Потому что на земле наступил мир, – как бы сам себе отвечает Николай Никитович. – А может и правда: моя дальнейшая судьба – это своеобразная компенсация за военное детство».

(Публикация из архива редакции).

Подготовила Елена Кравченко.

29.01.2025г.